Глеб Напреенко

Обнаружить субъект

Обнаружить субъект там, где, кажется, есть лишь функция. Обнаружить речь в том месте, которое воспринимается скорее как узел инфраструктуры, — а именно так прочитывается сотрудник секьюрити: как стертый субъект, наделенный нейтральным обликом и сведенный лишь к незаметному поддержанию существующего порядка. Можно понимать такое обнаружение субъекта как предоставление голоса «угнетенным», но — этим вопросом задавалась, например, Гаятри Спивак в размышлениях о колониализме, — что смогут они сказать на чуждом для них языке? Таруц, однако, не «дает голос угнетенным», а поступает скорее альтюссериански. Он демонстрирует, что субъект и есть эффект функции, но эффект парадоксальный, избыточный по отношению к ней, складывающийся из несостыковок и пробелов, порожденных той реальностью, в которой действует функция. Речь, возникающая в видео, — по большей части речь заимствованная: обрывки поп-песен, рекламных слоганов, технических характеристик, — и механизированная. Все эти пласты заимствованной речи порождены местом и функцией субъекта этой речи: он охраняет товарный фетиш, шикарный автомобиль, у самых стен центра государственной власти, Кремля, на одной из главных территорий репрезентации Москвы, в Манеже.

Эта позиция субъекта есть также позиция в поле сексуальности. Во-первых, здесь действует функция фетиша, то есть изолированно демонстрируются объекты, обозначающие желание и прикрывающие нехватку. Герой видео наблюдает постоянное производство селфи, фрагментирующего своими рамками женское тело, производство образов себя в роли владельца на самом деле не принадлежащего тебе автомобиля. Это производство осуществляется через фото- и видеокамеры, и сам охранник вписан в сеть медиа-трансляций через подведенный к его уху микрофон — и через камеру Таруца, снимающую видео.

Во-вторых, охранник вписан в отношения власти: он прислужник роскошной публики, он подчинен своему начальнику, но одновременно он носитель власти потенциального насилия, которая может быть мгновенно актуализирована в чрезвычайной ситуации.
Фетишизм и отношения власти — вот формула сексуальности в этом видео. Эта вспышка чувственности в точке отчуждения опровергает миф о сексуальности как о чем-то имманентном человеку как таковому, непосредственном и естественном: сексуальность, как показывает видео Таруца, производится наиболее отчетливо в самых механизированных отношениях, в точке, где субъект теряет воображаемую органическую цельность, а предстаёт как пересечение различных символических порядков, различных интерпелляций. Неоднократно возникающая в видео метафора джунглей, претендующая натурализовать происходящее в Манеже, выступает также лишь как один из символических поп-образов в ряду прочих, подчеркивая, а не опровергая синтетический характер ситуации.

Такое обнаружение субъекта и обнаружение сексуальности в точке, которую можно было бы назвать точкой максимально явной неподлинности, есть одновременно обнаружение истины современной российской реальности. Истина реальности всегда обнаруживается не в мифической подлинности, а там, где наиболее очевидна неподлинность, то есть разрыв между сияющей репрезентацией и скрытым производством. Но чтобы выявить истину, как раз и состоящую в этом разрыве, нужно увидеть все фрагменты репрезентаций: дорогие клатчи и платья, пиджаки и черные очки, мерседес и двуглавый орел — с точки зрения незаметной инфраструктуры, службы секьюрити. Сама эта инфраструктура зависима от этих репрезентаций: она говорит на их языке, потому что никакого другого языка нет. Однако, изъясняясь через эти репрезентации, субъект инфраструктуры упорядочивает их так, что возникает новая поэтика, то есть особое напряжение в языке, составленном, как и любой язык, из заимствованных клише.

Доступ зрителя к этой истине в неподлинности обеспечивается также через его особую позицию как субъекта, конструируемую Таруцем. Это позиция аналитическая, а не сопреживающая — зритель как некий жизнеподобный образ в ней утрачен, он телесно захвачен и поглощен зрелищем огромного экрана и мощными волнами звука из динамиков (Глеб Напреенко написал этот комментарий после презентации проекта Алексея Таруца в пространстве «Наука и искусство» — Прим. ред.). Но одновременно зрительский субъект возникает как символическая точка остраненности вовне этой захваченности, как эффект клишированного синтетического языка — точно так же, как и охранник, герой видео. И, таким образом, зритель отождествляется с героем видео, но не через теплую эмпатию, не через воображаемое «вхождение в его положение», а через холодное тождество их структурных позиций — как субъектов чужого языка, как угнетенных.